Предыдущая часть — здесь: https://zapovedsovet.ru/nagrazhdat-a-ne-nakazyvat/
На фотографии — Сергей Сергеевич Красиков, биолог-охотовед, участковый государственный инспектор в области охраны окружающей среды, зона его ответственности — федеральный заказник «Алтачейский» в Республике Бурятия.
Государственные инспектора, егеря, рейнджеры – в разных странах мира они именуются по-разному, но везде делают общее дело – охраняют от преступных посягательств дикую природу в национальных парках, заповедниках, заказниках, иных природных резерватах и охотничьих хозяйствах. И в тех краях, где население не отличается особой законопослушностью, где ощутим уровень криминала – там такая работа заведомо связана со смертельной опасностью.
Мировым лидером здесь является страна демократическая (она так и называется — Демократическая Республика Конго) с её жемчужиной дикой природы – всемирно известным национальным парком Вирунга. С момента создания национального парка (1925 год) здесь бандитами и браконьерами убиты 200 рейнджеров (!), подавляющее большинство — после 1994 года.
Слава Богу, масштабы таких трагедий в нашей стране несоизмеримы. И всё же, всё же, всё же… Лично мне известны факты убийства при исполнении служебных обязанностей 24 работников служб охраны одних лишь федеральных особо охраняемых природных территорий (ООПТ). Наверняка мне известно далеко не всё (специальной многолетней статистики никто не вёл). А ведь есть ещё обширная сеть ООПТ региональных…
Потери инспекторского состава наших заповедных территорий начались сразу с момента формирования их сети. Баргузинский заповедник – первенец заповедной системы, создан в 1916 году, в том же году был убит егерь Шангин, 11 лет спустя – убит один из лучших молодых егерей Раев В.Г. В Крымском заповеднике в 1930 году при задержании браконьеров выстрелом в упор убит легендарный работник службы охраны, наблюдатель Д.Ф.Седун.
Непросто было обеспечивать охрану заповедников и в годы Великой Отечественной, ознаменовавшихся всплеском и браконьерства, и криминала. В августе 1942 года браконьерами были убиты два наблюдателя Алтайского заповедника. В Ильменском заповеднике за годы войны от рук браконьеров погибли работники охраны В.А.Афанасьев, Г.М.Иванов, Ф.Р.Боган и Н.Т.Елин. В заповеднике «Кедровая падь» в 1944 году зверски убит (зарублен топором и сожжён) егерь А.Еримишин. В 1943 году в перестрелке с бандитами на территории Кавказского заповедника убит наблюдатель Литягин Н.С. В том же году от пули браконьеров пал директор Судзухинского заповедника, выдающийся натуралист и исследователь амурского тигра Л.Г.Капланов.
Но вот и более поздние события… В апреле 1993 года при патрулировании заповедника «Азас» убит госинспектор Овчинников Б.А. Осенью 1994 года погибла оперативная группа Саяно-Шушенского заповедника — госинспектора Новоселов А.Н., Линейцев Н.С. и С.С.Лавров (преступление так и не раскрыто). В июне 1995 года убит егерь федерального заказника «Баджальский» Алексеев А.А. В сентябре 1998 года на территории Саяно-Шушенского заповедника два беглых дезертира убили госинспектора заповедника В.В.Кононова, сожгли служебный кордон, похитили лодку и оружие убитого инспектора, однако были задержаны работниками службы охраны заповедника.
Этот печальный перечень можно было продолжить… И это – лишь по федеральной системе ООПТ, а есть ещё органы рыбоохраны, есть система государственного охотничьего надзора, откуда периодически приходят сводки, как с фронта. Вот один (отнюдь не единственный) из громких случаев последних лет — 27 ноября 2019 года при исполнении служебных обязанностей был тяжело ранен (и скончался в больнице) госинспектор по охране животного мира Свердловской области А.А.Киргинцев.
А ведь ещё не мал и перечень тех, кто при столкновении с браконьерами получил ранения, в том числе тяжёлые. Среди таковых – и герой войны, фронтовик-разведчик, получивший известность и как успешный директор ряда заповедников, Г.Г.Шубин, и знаменитый хранитель Долины гейзеров, помощник лесничего Кроноцкого заповедника В.А.Николаенко.
В мировой практике государственные структуры в целом понимают наличие профессионального риска и принимают меры по должному материальному обеспечению и техническому оснащению соответствующих подразделений «антибраконьерской» направленности. В старейшей подобной структуре – Службе национальных парков США зарплата рейнджеров хоть и не велика по американским меркам, но безусловно позволяет жить и содержать семью без поиска дополнительных заработков. А имидж профессии – высок, подбор идёт на конкурсной основе, налажена система обучения и, разумеется, технического оснащения.
Мне приходилось видеть, как во время патрулирования (на автомобиле) рейнджер нацпарка имел при себе до трёх (одновременно!) единиц огнестрельного оружия – гладкоствольный помповик, винтовку и пистолет, на все случаи жизни. А ведь ещё на поясе у них висят разнообразные «ништяки», включая металлическую телескопическую дубинку и электрошокер дистанционного действия. Видно, что Служба нацпарков всерьёз подходит к вопросам безопасности своих рейнджеров.
В уже упомянутом многострадальном конголезском нацпарке Вирунга уровень зарплата рейнджеров вполне позволяет их рекрутировать среди местного населения, да и стрелковым оружием армейского образца рейнджеры обеспечены.
А вот у нас, увы – не совсем так и даже совсем не так. Причём – на протяжении минувшего столетия.
В 1929 году в №2 журнала «Пушное дело» была опубликована большая статья со звучным названием – «Пора озаботиться надлежащей постановкой охраны наших баргузинских соболей». Журнал «Пушное дело» — не самый малозначимый журнал в годы, когда пушнина была «мягким золотом» и важным экспортным товаром. Да и автор статьи – фигура незаурядная. К.А.Забелин, участник знаменитой Баргузинской «соболиной» экспедиции (1914-1916 гг.), организатор и первый директор Баргузинского заповедника (проработал в этой должности 8 лет):
«Для охраны всего этого пространства полагается по штату … 5 егерей. 1.300 км2 на каждого! Если бы егерь мог объезжать свой участок на автомобиле, это, возможно, было бы охраной. Если бы даже он мог пользоваться лошадью, то и это немножко походило бы на охрану. Но дело происходит за десятки км. от населенных пунктов, в глухой горной тайге, где передвижение в зимнее время, когда главным образом требуется охрана, возможно только на лыжах. При таком способе сообщения и при крутых горах, чтобы осмотреть все места участка, где может быть браконьер, требуется не 2-3 дня, а 1,5- 2 недели. За все это время далеко не всякую ночь егерь может провести под ветхой крышей промысловой юрты или балагана. Часто приходится располагаться под открытым небом при морозах. И шубу с собой не возьмешь! Где там. Карабкаясь в гору на лыжах, впору утащить лишь харч в нужном количестве. А постоянная опасность! При переправах через бурные горные реки, никогда не покрывающиеся прочным льдом, от снежных обвалов, при столкновении с медведем и, наконец, от пули браконьера.
…
Знаете какой предусмотрен оклад егерю за его тяжелый, ответственный, полный лишений и опасности труд? 35 рублей в месяц. Меньше лесного объездчика, у которого служба и значительно легче и менее опасная. Между тем жизнь в заповеднике раза в 1,5 дороже ближайших населенных мест. Ведь все продукты приходится доставлять по Байкалу в лодке за 100-200 км или на санях.»
Эта статья увидела свет 92 года назад. Но иногда кажется, что здесь — про наши дни. Автор пытается докричаться до кого-нибудь, что: абсурдно платить мизерные деньги людям и при этом требовать от них выполнения работы, не только тяжелой физически и психологически, но и связанной с риском для жизни;
нелепо оснащать работников охраны заповедника неудобным и устаревшим оружием;
не стоит отмахиваться от проблемы взаимоотношения работников охраны с местным населением;
нельзя бесконечно уповать на идейную сторону дела.
Увы, за последующие 92 года наши государственные структуры так и не сумели решить эти проблемы «надлежащим образом». Зато за эти годы в стране в совершенстве научились решать перечисленные и другие проблемы заповедного дела за счет экономически безупречного, доступного и кажущегося неиссякаемым ресурса — гиперэксплуатации энтузиазма (опровергая тем самым один из тезисов К.А.Забелина). За счет сего ресурса держится и отечественное заповедное дело в целом, и борьба с браконьерством на его ниве. Потому как ряды подвижников и энтузиастов за минувшее столетие не иссякли.
На сегодняшний день, ключевым нерешенным вопросом в деле охраны ООПТ остается недопустимо низкий уровень оплаты труда инспекторского состава. Следствие этого — кадровый голод, отсутствие материальных стимулов работы, подбор и расстановка кадров с невысокой профессиональной квалификацией и отсутствием должной мотивации. И конечный результат – низкая эффективность природоохранной деятельности на значительной части ООПТ (и это – секрет Полишинеля), неспособность инспекторского состава к адекватному реагированию на современные угрозы охраняемым природным объектам.
Да, конечно, в этой сфере уделялось и уделяется существенное внимание и иным вопросам организации охраны — повышению квалификации инспекторского состава, мерам морального стимулирования, изучению передового опыта. Но при этом основополагающий вопрос, требующий безотлагательного (пусть и поэтапного) решения – это повышение уровня оплаты труда госинспекторов ООПТ, хотя бы — до уровня среднемесячной зарплаты по региону. Решение здесь — не только в увеличении целевого финансирования, но и в более продуманном использовании ежегодного объема бюджетных ассигнований, и в направлении на эти цели внебюджетных поступлений. От решения этой проблемы в силу её сложности и непопулярности десятилетиями шарахались руководители природоохранной отрасли. Летом же 2017 года она была поднята перед Президентом России во время совещания в визит-центре Байкальского заповедника (замечу, что поднял её даже не представитель госструктур, а директор Всемирного фонда природы (организация признана в РФ иностранным агентом) И.Е.Честин). Однако, исключительно в силу невнятной и непоследовательной позиции руководства Минприроды России, эта тема (пожалуй — одна из самых болезненных для системы ООПТ) оказалась «замыленной» как в ходе обсуждения, так и в части исполнения последующего поручения.
Да, конечно, в заповедниках и нацпарках трудятся не только работники службы охраны, но и сотрудники иных категорий, также нуждающиеся в усилении материального стимулирования. Но если не предаваться максимализму, то представляется, что начать этот процесс необходимо со службы охраны, самого многочисленного подразделения наших ООПТ, от работников который заведомо требуют тушить лесные пожары, задерживать вооруженных браконьеров, лезть под пули и ножи. Не решив проблемы оплаты труда инспекторова и продолжая уповать лишь на запасы энтузиазма — ощутимых успехов в деле охраны заповедных территорий не добиться не при каких обстоятельствах.
С оплатой труда инспекторского состава связан ещё один аспект. Многолетняя позитивная практика премирования охот – и рыбинспекторов (а в 1995 – 2007 гг. – и работников служб охраны заповедников и национальных парков) за счет определенного процента от взысканных штрафных и исковых сумм была успешно прекращена (то есть лишней макаронины в миске инспектора государство не оставило), потому, как сию возможность не предусмотрели в обновленном бюджетном законодательстве). Трудно придумать какой-то иной управленческий шаг, столь же сильно демотивирующий инспекторский состав, работающий в сфере борьбы с браконьерством.
Вооружение инспекторского состава – вопрос старинный и адекватным образом нерешённый.
23 года назад, будучи в ЮАР, в визит-центре национального парка Крюгера (старейшего и известнейшего нацпарка Африки) обратил внимание на необычную фотографию 20-х годов. На ней был рейнджер нацпарка, вооружённый копьём. Уже первая мировая война миновала, а рейнджер – с копьём. И подоплёка понятна: рейнджер – чёрный африканец, не стремилось доверить ему государство современное оружие, отсюда – и копьё. Причём другое фото, найденное на просторах Интернета, говорит о том, что и после второй мировой некоторой время копьё на вооружении рядовых южноафриканских рейнджеров оставалось.
И что-то это мне отдалённо напомнило…
Может, Баргузинский заповедник 20-х годов. Тогда, в насыщенной трёхлинейками Сибири, для вооружения егерского состава государственного заповедника нашлись только винтовки Бердана образца 1870 года.
Или – эпизод из деятельности в военные годы Главного управления по заповедникам при Совнаркоме РСФСР (а ведь было и такое), руководство которого вело длительную переписку с НКВД, чтобы оснастить службы охраны заповедников нарезным оружием (карабины), тогда как «органы» настаивали — лишь гладкоствольное. Использование же пистолетов в те годы вообще «сочли нецелесообразным».
За последние же 11 лет дело вооружения инспекторов природоохранных служб пополнилось новыми нюансами. С 2010 года из табеля вооружения служб охраны ООПТ и органов по охране животного мира вывели короткоствольное боевое оружие, лишив их и старых добрых «ТТ», и пистолетов Макарова. И уж тем более – аннулировали предусмотренную в 1998 году возможность вооружения специализированных «антибраконьрских отрядов» боевым автоматическим стрелковым оружием. Мол, это совсем уж лишнее, вашему брату автоматы совершенно не нужны.
27 сентября 1970 года в калмыцкой степи погиб выдающийся природоохранник, инициатор создания и руководитель первого в стране специализированного отряда по охране сайгаков, старший госохотинспектор У.К.Кнакис.
Ночью, вместе с напарником, на патрульном автомобиле, он преследовал бортовой ЗИЛ, кузов которого был забит отстрелянными сайгаками. Браконьеры стремились «оторваться» и огрызались картечью. Кнакис пытался бить по скатам из табельного «ТТ». Если бы у него был автомат! Очередной дуплет – и одна из картечин ударила прямо в сердце Улдиса Карловича. Был ему 31 год. Его убийц так и не нашли.
Не было автомата и у егеря Сочинского федерального заказника М.Ш.Хушта. 25 марта 2005 года патрульная группа под его началом пыталась задержать нарушителя. На стороне защитников заказника было преимущество численное, но никак не техническое. Отморозок бил по егерям очередями из «Калашникова». Мадин Шабанович Хушт погиб в бою… .
Пожалуй, многие удивятся самой постановке вопроса – что тут говорить, у нас в стране так заведено, боевое оружие – удел военизированных госструктур, но никак не гражданских природоохранных подразделений. Так вот, ничего подобного – как-то не очень-то и заведено. Глянем на табель вооружения органов рыбоохраны — должностных лиц Федерального агентства по рыболовству, осуществляющих надзор в области сохранения водных биоресурсов. Он определён постановлением Правительства России от 24 октября 2012 г. № 1089 и предусматривает, в частности, использование пистолетов Макарова, автоматов Калашникова и даже пистолет-пулемётов «Кедр», «Кипарис» и «Бизон-2». И такая щедрость – отнюдь не потому, что браконьеры — рыбаки как- то особо опасны, тогда как браконьеры-охотники всё больше агнцы. А потому, что так уж получилось (что значит – у отрасли есть узкоспециализированный уполномоченный федеральный орган!), что те, кто отвечает за борьбу с рыбным браконьерством, понимали значимость вооружения инспекторского состава и смогли «пробить» свои пожелания, а те, кто отвечает за госохотнадзор и за заповедное дело – не хотели и «не шмогли»… .
Да что говорить про оружие боевых образцов. Из табеля вооружения инспекторского состава ООПТ, определённого постановлением Правительства России от 13 декабря 2019 г. № 1665, ясно, что единственная напасть, угрожающая инспекторам – это вооружённые преступники. А ничего, что на просторах многих наших ООПТ легко встретить и бурого медведя, и его белого собрата (самого крупного наземного хищника планеты), и даже амурского тигра. Но утверждённый документ не предусматривает возможности приобретения тех моделей нарезного оружия, что наиболее эффективных при столкновении с крупным хищником. А ведь те не всегда понимают, что перед ними их заступники и иногда не готовы «войти в положение». На этот счёт можно было и проконсультироваться с людьми, знающими сей предмет. Например, с заместителем директора нацпарка «Русская Арктика» И.А.Мизиным. Летом прошлого года белый медведь сбил его с ног, схватил зубами и поволок (а профессиональный зоолог Мизин отлично понимал — куда и по какому поводу). Тогда зверя удалось обезвредить, Иван чудом остался жив и отделался травмами. А вот леснику заповедника «Верхне-Тазовский» А.В. Лавелину в 1991 году и госинспектору Кроноцкого заповедника В.Н. Посашкову в 2007 году помочь было некому – они оба погибли при нападении бурого медведя.
Но даже самый оптимальный табель вооружения отнюдь не означает, что после его утверждения инспекторский состав заповедников и нацпарков безотлагательно выйдет «в поле» с оружием. Да у нас больше половины (!) ФГБУ, осуществляющих управление ООПТ, не располагают вообще каким-либо служебным огнестрельным оружием! И причины этого понятны. Для того, чтобы учреждению приобретать и использовать служебное оружие, ему необходима оружейная комната – специально оборудованное помещение внутри объекта капитального строительства. Даже при наличии на это средств (в т.ч. и для того, чтобы построить необходимое здание) дело может затянуться на долгие годы. И что тогда, пусть инспектора ходят без оружия, лишний раз рискуя жизнью – мол у них такая работа? Пускай задерживают вооруженных браконьеров, невзирая ни на что? Именно так и поступили госинспектора федерального заказника «Кирзинский» в сентябре 2017 года: они продолжали преследование браконьеров, хотя те вели огонь из гладкоствольного оружия по патрульным машинам, а инспекторам ответить было нечем. Пусть договариваются по понятиям с крупными хищниками? Или – не с очень крупными, например – бешенный волк, например – бешенная лисица. Или таких не может быть?
Значит – должно быть какое-то альтернативное решение, план «Б». И оно лежит на поверхности, как говорил булгаковский персонаж – «Подумаешь, бином Ньютона». Это – предоставить возможность в таких случаях использовать инспекторскому составу (и работникам ООПТ, и госохотнадзору) в качестве служебного личное охотничье оружие. И такая практика самым широким и успешным образом существовала на протяжении десятилетий, и в органах охотнадзора, и в заповедной системе, и в советские времена, и – в постсоветские, находя отражение в ряде нормативных актов. А потом – вдруг потихоньку из нормативной базы улетучилась, в строгом соответствии с заветами чеховского «человека в футляре» — мол, как бы чего не вышло. А вышло из этого лишь очередное пренебрежительное и наплевательское отношение к государевым инспекторам. Теперь, к примеру, директор заповедника или нацпарка, за инспекторов переживающих, под свою ответственность (а под чью же ещё) санкционирует патрулирование с личным оружием – вроде как специально нигде не запрещено. Именно такой подход и сохранил жизнь полярнику И.А.Мизину. А вот другой руководитель, не шибко переживающий (и избытком готовности к личной ответственности не обременённый) этого в жизни не сделает – ведь никак невозможно, специально никаким нормативчиком не предусмотрено и вообще – пусть вышестоящее начальство на этот счёт голову ломает.
А представителям вышестоящего начальства, дабы исчерпать концептуальные сомнения на сей счёт (так ли уж необходимо инспектору иметь оружие), было бы очень полезно как-нибудь проснуться ночью в таёжной избушке от непонятного шороха, высунуться из спальника – и увидеть в окне медвежью морду. Или, идя в маршруте по уссурийской тайге, вдруг заметить, что совсем близко за тобой пристроился тигр и идёт себе и идёт, причём дистанцию резко сокращая (такое как-то случилось с директором заповедника «Кедровая падь» В.Г.Коркишко). Потому как после таких встреч невольно задумаешься о том, что то, что разумно, но не совсем законно – в самый раз взять и узаконить.
Проблемы поддержки и заботы об инспекторском составе тематикой оплаты труда и вооружения отнюдь не ограничиваются. Вот и ещё одна, исключительно злободневная тема. Федеральный закон «Об особо охраняемых природных территориях» предусматривает, что «государственные инспектора в области охраны окружающей среды подлежат обязательному государственному страхованию в соответствии с законодательством Российской Федерации». Классно изложено, но, как известно, дьявол — в деталях. В соответствии с законодательством – это значит, что необходим ещё отдельный федеральный закон, регламентирующий условия и порядок осуществления обязательного страхования конкретных категорий должностных лиц. Именно его до сих пор принять так и не удалось. На этом поприще в Минприроды России за последние несколько лет предпринимались искренние и настойчивые попытки, но каждый раз они упирались в бюрократическую стену, пробить которую не сумели. В итоге институт обязательного страхования так до сих пор и не распространился на инспекторский состав ООПТ (равно и органов охотнадзора). А ведь речь идёт о людях, рискующих не только при встрече с вооруженным браконьером или крупным хищником. Речь о людях, зачастую работающих в крайне тяжелых погодных и географических условиях, в отдалённой и труднодоступной местности. В таких местах всегда есть реальный риск поскользнуться и удариться головой о камень (так в 2001 г. погиб госинспектор Кавказского заповедника Бондаренко Н.И.), утонуть при переправе через горную реку (так в 2004 г. погиб госинспектор Катунского заповедника Сатушев П.И., а в 2008 – зам. директора по охране заповедника «Кузнецкий Алатау» С.Н.Ивойлов) или при отказе лодочного мотора во время шторма (так в 1993 г. погиб лесничий Алтайского заповедника Родионов С.В.), сгинуть при сходе снежной лавины (так в 2014 г. погиб госинспектор Кроноцкого заповедника Власов Е.С.) или при тушении лесного пожара (так погиб в 2007 году зам. директора по охране заповедника «Кедровая падь» Заев А.П.) и т.д., и т.п. То есть – профессиональный риск (при защите государственных интересов) налицо, а обязательное государственное страхование – не положено. И дело здесь не только в вопиющей несправедливости, но и в наличии ещё одного мощного фактора, девальвирующего мотивацию инспекторов к качественному исполнению своих обязанностей.
Немного – о правах инспекторского состава госструктур, специализирующихся в сфере охраны дикой природы. С одной стороны – здесь грех жаловаться, за последние четверть века госинспектора наделены значительными полномочиями, необходимыми для сколь-либо эффективной борьбы с браконьерством. Но с другой – ряд проблем, отражающихся на этой эффективности, безусловно сохраняется.
Так, за последние два десятилетия в стране тщательно проведено разграничение полномочий между соответствующими государственными структурами. В результате рыбинспектор не может поинтересоваться у человека с ружьем – на каких основаниях тот находится в охотугодьях. Охотинспектор проедет мимо компании, разбирающей сеть на берегу. Госинспектор в области охраны окружающей среды, стоящий на страже ООПТ регионального значения, не может сунуться в федеральный заказник, даже если там «край непуганных браконьеров» и в нем отсутствует реальная федеральная охрана (это когда он охраняется лишь постановлением Правительства о его создании, бывает и такое). Работник охраны заповедника или нацпарка, вышедший на пять метров за его границу – никто и звать его никак. Кстати, данный вопрос был поднят перед главой Правительства России Д.А.Медведевым во время его встречи с сотрудниками Кроноцкого заповедника в августе 2018 года. По итогам встречи было дано и соответствующее поручение:
«Минприроды России (Д.Н.Кобылкину), Росприроднадзору (А.М.Амирханову) проработать вопрос о расширении полномочий государственных инспекторов в области охраны окружающей среды для выполнения ими задач на территориях, граничащих с особо охраняемыми природными территориями.
О результатах доложить в Правительство Российской Федерации до 17 сентября 2018 года».
Однако воз и ныне там… .
Помню передовицу советских времён в одном из номеров всесоюзного журнала «Охота и охотничье хозяйства» (тогдашнем природоохранном рупоре) – «Охотнадзору — право органов дознания!». Увы, за последующие десятилетия государственные службы, осуществляющие надзорные полномочия в сфере охраны и использования животного мира, этого права так и не получили. Что и продолжает самым пагубным образом отражаться в деле привлечения виновных лиц к установленной уголовной ответственности за браконьерство. Потому как, к примеру, в сибирской и дальневосточной тайге, да в высокой Арктике, после выявления факта браконьерства, обеспечить своевременное прибытие на место дознавателей, бывает, мягко говоря, несколько проблематичным. И нельзя сказать, что это обстоятельство совсем уж непонятно отечественным законодателям. Отнюдь, вот статья 40 УПК РФ: она возлагает возбуждение уголовного дела в порядке, установленном статьей 146 этого Кодекса, и выполнение неотложных следственных действий, в частности, на руководителей геолого-разведочных партий и зимовок, удаленных от мест расположения органов дознания, по уголовным делам о преступлениях, совершенных по месту нахождения этих партий и зимовок. То есть эти партии и зимовки могут располагаться на значительном удалении от органов дознания, а вот, к примеру, все заповедники, нацпарки и заказники в Сибири, на Дальнем Востоке и в Арктике видимо расположены от этих органов в непосредственной близости.
В завершении хочу вернуться к вопросу, обозначенному в заголовке этой публикации, обратившись (пользуясь случаем) с просьбой к Министру природных ресурсов и экологии РФ А.А.Козлову:
Александр Александрович! Хотелось бы надеяться, что «дело С.С.Красикова» позволит привлечь дополнительное внимание руководства и Министерства, и страны к проблемам охраны дикой природы и поддержке её подвижников. Помимо всего прочего, их, в том числе тех, на ком держится охрана заповедных территорий, крайне редко представляют к наградам государственным (ведомственные грамоты и значки – не в счёт). Вы – новый руководитель природоохранной отрасли, сделайте шаг на пути устранения и этой несправедливости – инициируйте представление участкового госинспектора С.С.Красикова к государственной награде.
А ещё я обращаюсь к коллегам из общественных природоохранных организаций:
Ребята! А давайте, общими силами, слегка напряжёмся и выдвинем, в установленном на то порядке, кандидатуру С.С. Красикова на получение престижной в экологических кругах международной природоохранной награды, уместной для подобного случая. Например, International Ranger Awards – специальной награды, учреждённой Международной Федерацией рейнджеров. А начать можно с проработки вопроса относительно премии (награды) Фреда Паккарда (Fred Packard Award), учреждённой Всемирной комиссией по охраняемым территориям Международного союза охраны природы. Её ежегодно присуждают за мужество в деле охраны природных резерватов. Мужества на службе заповедному делу Сергей Красиков проявил с лихвой. Я так думаю.
Автор — Всеволод Степаницкий
Источник — https://v-stepanitskiy.livejournal.com/16627.html